Аромат имеет под собой очень важную социальную основу. Если мы хотим называть его искусством, не имеет смысла считать его «нишевым» продуктом. Полезнее было бы наделить его освобождающей функцией, выходящей за пределы «повседневного пшиканья» (более или менее постоянного). Парфюмерия должна отражать внутреннее восприятие своего образа, причем гораздо менее ориентированное на других, чем одежда или слова.
Аромат – это не просто будоражащий чувства потребительский товар, это продукт чистого творчества, который объединяет смысл и значение, оформление и создателя, которому не нужны жалкие истории и сказки или хуже того: отзывы покупателей и фальшивые псевдо-эстетические представления о роскоши.
Выразительная сила аромата, если она есть, должна быть тем, что задумывал автор, а не тем, что навязывает рекламный или субкультурный контекст, который по факту добавится к самому аромату.
Эстетика не может и не должна стоять у истоков аромата, который я считаю произведением искусства, требующим анализа в психоантропологическом свете, где рационализация концепции сама по себе – это «опера». И эта «опера» отличается от прямого, инстинктивного подхода визуального искусства, такого как живопись и скульптура.
Как я уже писал ранее, существует несколько случаев, в которых мы распознаем и запоминаем запахи, и все они имеют отношение к выживанию человечества. Опасность, пища и секс – это те самые «ситуации», связанные с жизнью или выживанием. Второй «случай», при котором мы учимся распознавать и определять запахи – это наша культура или, если угодно, субкультура.
Если бы с детства нас учили распознавать запах ядовитого и смертельно опасного цветка (Аконит клобучковый, Цветковое растение), то этот запах мы бы считали плохим. А если бы этот цветок назывался СМЕРТЕЛЬНЫЙ ЯД, то вне всяких сомнений его «название» (то есть языковая единица) влияло бы на наше восприятие этого цветка и его запаха. Но если бы тот же цветок использовался в религиозных ритуалах и, как следствие, был бы окружен мистическим смыслом, мы воспринимали бы его сквозь призму божественной «красоты», которая как таковая преобладает даже над жизнью и смертью!
Не буду вас утомлять, но так как по образованию я антрополог, в центр любой системы я всегда ставлю человека: будь она социальной, культурной, морфологической, психологической, развивающей или творческой.
Если вы спросите меня, где находится наша ольфакторная память, я отвечу неоднозначно.
Ольфакторные воспоминания инстинктивного типа расположены в ином месте, чем те, что относятся к культурному, и восприятие первого типа доминирует над восприятием второго во всех случаях, где оно не затрагивает предубеждений.
Согласно последним исследованиям в нейронауке, между сердцем и мозгом существует тесная связь.
Выясняется, что у сердца есть «мозг», а значит и собственный разум. Эта концепция была представлена доктором Армором в 1991 году. Он называет сердце «настоящим маленьким мозгом», оснащенным уникальной сложно устроенной нервной системой, работающей независимо от мозга и обрабатывающей свою собственную информацию.
С помощью нервной системы, гормональной системы и другими способами сердце глубоко влияет на работу самого мозга. Мозг попадает под влияние и подчиняется сигналам сердца, но только в случае инстинктивного подхода, когда речь идет о природе, а не о культуре.
Сердце у человека бьется уже на эмбриональной стадии, в то время как мозг продолжает развиваться ещё около 20 лет после рождения. Возможно, из-за того, что орган сердце формируется раньше, он изначально влияет на мозг, а не подчиняется ему.
Я полагаю, наша первобытная ольфакторная память находится именно там, в сердце. И она есть даже у эмбриона, а стимулами для нее служат ощущения и переживания матери. До тех пор, пока культура не воздействует на нашу «природу», мы будем сохранять файлы в наше сердце и после этого в мозг. Поэтому я уверен, что каждый ольфакторный стимул сначала фильтруется сердцем и только затем мозгом, и если бы мы не рационализировали те запахи, что чувствуем, сердце всегда одерживало бы победу над мозгом.
Я бы сказал, что запах фекалий – это один из самых узнаваемых запахов, так как память о нем передается через поколения.
Этот запах – наша животная природа в социальном контексте. Если обмануть мозг, замаскировав запах экскрементов, мозг не повлияет на память сердца, и оно выберет этот запах.
Я всегда привожу пример с тремя видами ноты ванили – синтетической, натуральной и той же натуральной, но смешанной с едва различимой «фекальной» нотой (такой как кастореум). Все выберут третий вариант, если не будут знать о присутствии «фекальной» ноты.
В английском языке есть прекрасный пример, демонстрирующий, как воспоминание откладывается в сердце, а не в мозге: не «to memorize» (запоминать), а «learn by heart» (выучить наизусть, буквально – «выучить сердцем»).
Итак, поговорив о чистой концепции красоты мы можем вернуться к готике.
Из-за французского происхождения в Средние века готическую архитектуру называли «opus francigenum» (французское творение). Тем не менее в Венеции (Италия) она была известна как стиль, в котором строят немцы. Термин «готика», а вернее – «готы», древний германский народ, поначалу использовался в 16 веке для обозначения художественного и архитектурного стиля Джорджо Вазари как синоним северного, варварского стиля, противопоставленного возрождению классического языка греческого и римского ренессанса.
Каким же образом анти-классика может стать новой классикой?
